из книги Станислава Грофа

Гомосексуализм имеет множество типов, подтипов и, несомненно, множество различных определяющих факторов, поэтому здесь невозможно привести какое-либо их обобщение. К тому же мои клинические наблюдения гомосексуальности несколько односторонни, они почти полностью ограничены лицами, добровольно согласившимися на лечение, так как считали гомосексуальность проблемой и имели в связи с ней серьезные затруднения. А есть большая категория людей с явными гомосексуальными предпочтениями, которые находят удовольствие в таком образе жизни - их главной проблемой является скорее конфликт с нетерпимым обществом, а не внутрипсихическая борьба. Мои пациенты гомосексуалисты обычно испытывали другие клинические проблемы, такие как депрессия, склонность к самоубийству, невротические симптомы или психосоматические проявления. Это следует иметь в виду при подходе к наблюдениям, изложенным далее.
Многие из гомосексуалистов-мужчин, с которыми я работал, поддерживали добрые социальные отношения с женщинами, но совершенно не умели относиться к ним сексуально. В ходе лечения эту проблему можно было проследить назад к тому, что психоанализ назвал бы "страхом кастрации"; я уже указывал выше, что комплекс кастрации и фрейдовский образ зубастого влагалища можно расшифровать в ходе психоделической терапии как страх перед женскими гениталиями, основанный на памяти родовой травмы. Кроме этой проблемы, которую следует интерпретировать как бессознательный страх попадания в роль рождающегося, мужская гомосексуальность подразумевает еще один элемент, основанный, очевидно, на отождествлении с рожающей матерью. Речь идет о специфическом сочетании ощущений, характерных для БПМ-III, в первую очередь ощущения биологического объекта в своем теле, а также смеси удовольствия и боли, сочетания сексуального возбуждения с анальным давлением. В том факте, что при анальном сношении будет проявляться сильный садомазохистский оттенок, можно увидеть дополнительную иллюстрацию глубокой связи между мужской гомосексуальностью и динамикой третьей перинатальной матрицы.
На более поверхностном уровне мои пациенты-мужчины часто выказывали глубокое, страстное восхищение мужской фигурой. Реальную подоплеку этого "желания составляет потребность ребенка в отцовском внимании, а для взрослого единственным способом удовлетворить его становятся гомосексуальные отношения. Я встречал также гомосексуалистов с минимальными затруднениями в половой жизни, которые были способны проследить свои сексуальные предпочтения до их корней в трансперсональных сферах, таких как незавершенный гештальт предыдущего женского воплощения, или мужское воплощение с гомосексуальными склонностями в античной Греции.
Комментарии, касающиеся лесбийских тенденций, следует предварить теми же оговорками, что и для мужского гомосексуализма, поскольку мое представление о них так же ограничены и односторонни. Вообще говоря, женский гомосексуализм имеет, видимо, менее глубокие психологические корни, чем мужской. Одним из важнейших факторов наверняка служит неудовлетворенная потребность в интимном контакте с женским телом, отражающая период суровой эмоциональной депривации в раннем детстве. Интересно, что женщины часто испытывают гомосексуальные страхи, когда - при глубокой регрессии в детство - подходят к периодам эмоционального голода и начинают страстно желать контакта с женщиной. Когда они осознают, что для маленькой девочки желание телесной привязанности к женщине вполне нормально и естественно, эти страхи обычно исчезают.
Другим важным компонентом лесбиянства является тенденция психологически возвращаться к воспоминанию освобождения в момент рождения, происходившего в тесном соприкосновении с женским гениталиями. Этот фактор по существу тот же, что и обсуждавшийся ранее в связи с мужским гомосексуальным предпочтением орально-генитального секса. Другим элементом, относящимся к памяти рождения, может быть страх подавления, подчинения чужой воле и насилия во время полового акта. Очень часто негативные переживания из детства, связанные с образом отца, дают дополнительные мотивы к тому, чтобы искать женщин и избегать мужчин. Обобщая, можно сказать, что женский гомосексуализм меньше связан с перинатальной динамикой и вопросами жизни и смерти, чем гомосексуализм мужчин, с которыми я работал. Лесбийские наклонности отражают позитивный перинатальный компонент привязанности к материнскому организму, в то время как мужская гомосексуальность ассоциируется с памятью об угрожающем жизни зубастом влагалище. Большая терпимость общества к лесбиянству, чем к мужским гомосексуальным проявлениям, очевидно, поддерживает эту точку зрения.
Несмотря на то, что особое значение в интерпретации вышеописанных сексуальных вариаций и отклонений придается перинатальной динамике, это вовсе не означает, что биографические события не влияют на развитие этих феноменов. Кстати говоря, психогенные факторы, обсуждаемые в психоаналитической литературе, постоянно подтверждались и в работе с психоделиками и в эмпирической немедикаментозной терапии. Единственное различие между фрейдовской точкой зрения и нашими объяснениями в том, что биографические события рассматриваются не как причина этих проблем, а как условие их развития. Биографические факторы значимы потому, что они избирательно усиливают некоторые аспекты, перинатальной динамики или же серьезно ослабляют защитную систему, которая обычно препятствует проявлению в сознании перинатального опыта и соответствующей энергии. Важно также добавить, что во многих случаях некоторые из описанных выше обстоятельств содержат важные трансперсональные составляющие. Они не поддаются систематическому описанию и должны поэтому исследоваться в каждом отдельном случае при условии непредвзятого и открытого подхода к эмпирической работе...

ФЛОРА.
Последний пример касается эпизода, может быть, наиболее необычного и драматического из всего, что я пережил за тридцать лет исследований необычных состояний сознания. Описываемая ситуация имела место в рамках программы психоделической ЛСД-терапии, во время моего нахождения в Балтиморе. В отличие от предыдущих случаев, холотропный гештальт не содержал элементов феноменального мира и был чисто архетипическим
Будучи сотрудником Мэрилендского центра психиатрических исследований, я был приглашен на конференцию в государствен ную больницу Спринг Гроув. Один из врачей представил случай Флоры, 28-летней пациентки, которая уже более'восьми месяцев находилась в отделении для опасных больных. Были испробова ны все возможные терапевтические средства, включая транкви лизаторы, антидепрессанты, психотерапию и трудотерапию, но безуспешно, так что ей предстояло перейти в хроническое отде ление.
У Флоры было наиболее сложное сочетание симптомов и про блем, какое я когда-либо встречал за свою психиатрическую прак тику. В шестнадцать лет она оказалась членом шайки, совершив шей вооруженное ограбление и убившей ночного сторожа. Как водитель машины, в которой шайка уехала с места преступления, она провела четыре года в тюрьме и была отпущена под залог на оставшееся время наказания. В течение последовавших бурных лет она превратилась в наркоманку и алкоголичку, часто прини мая большие дозы героина, психостимулянтов и барбитуратов.
Глубокие депрессии сопровождались попытками самоубийства. Ей часто хотелось сбросить машину с обрыва или столкнуться с другой машиной. В ситуациях эмоционального напряжения у нее возникала истерическая рвота.
Наиболее тяжелым из ее симптомов был лицевой спазм, в связи с которым нейрохирург из института Джона Хопкинса рекомендовал операцию на мозге с перерезанием соответствующего нерва. Флора была также лесбиянкой, в связи с чем переживала значительные конфликты и чувство вины; у нее не было гетеросексуальных отношений. Кроме всего прочего, она была под следствием, так как серьезно ранила подругу, когда чистила свой пистолет, находясь под воздействием героина.
В конце конференции психиатр Флоры спросил меня, не соглашусь ли я провести с ней ЛСД-терапию как последнее средство. Решиться на это было трудно, особенно потому, что общество в то время было охвачено истерией в связи с этим психоделиком. Флора и без того имела уже несколько судимостей, она умела найти доступ к оружию и была самоубийцей. Ясно, что все, что бы не случилось с ней после ЛСД-терапии, автоматически связывалось бы с приемом ЛСД, независимо от ее прошлого. С. другой стороны, все остальное было испробовано и не принесло облегчения, так чта Флоре предстояла пожизненная госпитализация. После длительного обсуждения с коллегами, мы решили включить Флору в свою ЛСД-программу, полагая, что безнадежная ситуация оправдывает риск.
Первые два сеанса с высокими дозами мало отличались от обычных. Она столкнулась с множеством травматических воспоминаний из своего бурного детства и несколько раз пережила борьбу своего биологического рождения. Она смогла связать свои суицидальные тенденции и лицевой спазм с определенными аспектами травмы рождения и разрядила много физического и эмоционального напряжения. Несмотря на зто, терапевтический эффект был минимальным.
В первые два часа третьего сеанса тоже не происходило ничего необычного. Переживания были такими же, как на предыдущих сеансах. Внезапно она пожаловалась, что боль от лицевого спазма становится невыносимой. Прямо на моих глазах спазм гротескно увеличился и ее лицо превратилось в нечто, чему лучше всего подходит наименование "маска зла". Она заговорила глубоким мужским голосом, и все в ней так изменилось, что трудно было связать то, как она выглядела теперь, с ее обычным видом. Ее глаза горели непередаваемым злом; руки сжались в когтистую лапу.
Чужая энергия, вошедшая в ее тело, и голос представились как зло. "Он" прямо обратился ко мне, приказывая мне оставить Флору в покое и не пытаться ей помочь. Она принадлежит ему, и он накажет каждого, кто попытается ступить на его территорию. Затем последовал явный шантаж, поток зловещих откровений относительно того, что произойдет со мной, с моими коллегами и с нашей исследовательской программой, если я не послушаюсь.
Трудно описать зловещую атмосферу, вызванную зтой сценой. Присутствие чего-то чуждого в комнате ощущалось совершенно явственно. Воздействие шантажа и чувство сверхъестественного события усиливалось тем, что пациентка не могла в своей повседневной жизни иметь доступа к части информации, которую "голос" использовал в этой ситуации.
Я оказался в состоянии огромного эмоционального стресса, имевшего метафизические измерения. Хотя я и сталкивался с подобными проявлениями во время ЛСД-сеансов ранее, они никогда не были столь реалистическими и убедительными. Мне было трудно контролировать свой страх, готовность воспринять присутствие зла как реальность и сильное желание вступить в активную психоделическую и духовную борьбу. Я наскоро пытался сообразить, как лучше всего вести себя в этой ситуации. В какой-то момент я поймал себя на мысли о том, что следовало бы иметь в терапевтическом зале распятие как орудие терапии. Моя рационализация звучала так, что мы являемся свидетелями проявления юнгианского архетипа, для которого Крест может быть подходящим архетипическим противоядием.
Но скоро мне стало ясно, что мои эмоции, будь то страх или агрессия, делают ситуацию и эту сущность более реальными. Я не мог удержаться от воспоминаний о телефильме "Звездный путь", где чуждая сущность питалась человеческими эмоциями. Я понял, что необходимо оставаться спокойным и сосредоточенным. Я решил погрузиться в медитативное состояние, держа Флору за ее скрюченную руку и пытаясь представить ее себе такой, какой она была раньше. В то же время я старался визуализировать капсулу света, охватывающую нас обоих, основываясь на полярности света и зла. Это длилось около двух часов. С субъективной точки зрения это были самые длинные часы в моей жизни, если не говорить о моих собственных психоделических сеансах.
В конце концов рука Флоры расслабилась, и она вернулась в свое обычное состояние; это изменение было столь же резким, как внезапное появление этого особого состояния. Я скоро обнаружил, что она ничег, о не помнит о том, что происходило в эти два часа. Позже в своем отчете она описывала первые два часа и затем продолжала описание, переходя к тому, что происходило после "состояния одержимости". Я серьезно задумался, следует ли обсуждать с ней то, что происходило во время ее амнезии, и решил отказаться от этого. Не было никаких причин вводить столь мрачную тему в ее сознание.
К моему глубокому удивлению, сеанс привел к удивительному терапевтическому прорыву. Флора избавилась от суицидальных наклонностей и по-новому оценила жизнь. Она перестала пить, отказалась от героина и барбитуратов и стала ревностно посещать встречи маленькой религиозной группы в Катонсвилле. Лицевой спазм почти прошел; по-видимому, энергия его разрядилась во время двукчасового поддержания "маски зла". Хотя боль иногда возвращалась, но столь незначительная, что это не требовало никакого лечения.
Флора попробовала вступить в гетеросексуальные отношения и даже вышла замуж. Однако это не принесло удовлетворения: она была способна на половое сношение, но нашла его неприятным и болезненным. Брак распался через три месяца, и Флора вернулась с лесбиянским отношениям, но уже с гораздо меньшим чувством вины. Ее состояние настолько улучшилось, что она смогла работать водителем такси. Хотя последующие годы прошли для нее с переменным успехом, ей не пришлось возвращаться в психиатрическую клинику, которую чуть было не превратили в ее дом. Возможно, Флора получила бы дальнейшее облегчение, если бы могла продолжить ЛСД-терапию. К сожалению, по инструкции НИМХ психоделическое лечение должно ограничиваться тремя сеансами с высокой дозой.